Олька Злая
Писательское кладбище (не рукописей самиздатных авторов)
За всю жизнь на кладбище я была несколько раз. Всегда избегала походы с бабушкой на могилу к деду. Детская травма, невыносимая боль, оглушающая тишина... Первого мая по пути домой из Переделкино произошло необъяснимое. Я решила, что раз мы с Серёжей не попали в дом-музей Пастернака, то постоим у могилы поэта. До заката оставалось два часа, так что надвигающаяся темнота меня не могла остановить.
Переделкинское кладбище, расположенное на холме, оказалось небольшим. Или все кладбища такие? Я зажмурилась на входе, коленки задрожали, но весеннее солнце и разговоры нескольких рабочих неподалёку привели меня в чувство. Я знала, что ночью увижу не один кошмар, но идти вслепую не собиралась. Невидимая сила вела меня сквозь ряды могил.
Сначала я старалась не читать имена и не смотреть на фотографии, но любопытство взяло верх. Когда ещё доведётся побывать в компании стольких писателей, пусть и неживых? Я стала читать имена и смотреть фотографии. Памятники перестали казаться безликими и устрашающими.
Вскоре мы нашли могилу Бориса Пастернака. Он похоронен с семьёй на видном месте. Я села на скамейку, чтобы перевести дух, и достала из рюкзака сборник стихотворений поэта.
– Тебе не кажется аморальным фотографировать книжку на фоне памятника? – спросила я у Серёжи.
– Это дань уважения, Оль, – успокоил он. – Почитай стихи.
– Мне нравится «Быть знаменитым некрасиво». Давай его.
И я начала читать, позабыв о страхе находиться на кладбище. Вдохнула рифмы с первых строк:
Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
И через мгновение выдохнула последние строки:
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
Оторвав взгляд от сборника стихов, заметила, что Серёжа снимал чтение на видео. В любой другой день не согласилась бы читать стихотворение возле могилы на камеру. Посчитала бы за осквернение. Но не сегодня. Сегодня я подошла к памятнику с зажигалкой, чудом оказавшейся в рюкзаке (он был тревожным чемоданчиком до поездки в Переделкино), и подожгла церковную свечу, оставленную кем-то в земле. Ветер затих, огонёк согрел замёрзшие ладони. Я счастлива.
– А знаешь, мне бы понравилось, если бы на моей могиле кто-то читал мои стихи! – сказала я, не поверив, что способна на такие слова. Старею, наверное.
– Ты умница, – сказал Серёжа и обнял меня за плечи. – Борису тоже понравилось.
Набравшись смелости, я нашла могилу Евгения Евтушенко, умершего в 2017 году, и прочитала его стихотворение «Хотят ли русские войны», написанное в 1961 году. Сегодня в музей-галерею поэта мы не попали, зато теперь нас с ним роднят эти строки:
Да, мы умеем воевать,
но не хотим, чтобы опять
солдаты падали в бою
на землю грустную свою.
После прочитала Арсению Тарковскму рандомное стихотворение. Могилу Корнея Чуковского увидела с ощущением, что наведываю старых друзей и перекидываюсь с ними парой фраз. Прочитала любимому детскому писателю «Скрюченную песню». Мы не зашли в его дом-музей, зато побывали на кладбище. Теперь понимаю бабушку, которая часто рвётся к дедушке пообщаться.
За двадцать минут мы успели почтить память четырёх творцов. Это и правда благое намерение. Ещё увидела могилу Горона и Зеленского. Возможно, здесь захоронены родственники современного поэта и украинского президента. Возможно, однофамильцы. Возможно, я просто цепляюсь за реальность и ищу признаки жизни на холмике смерти.
Домой я ехала, прокручивая в памяти, как поджигаю свечу для Пастернака, и представляя, что её пламя ночью осветит чей-то путь и согреет замёрзшее сердце. Например, моё.